Читать интересную книгу Межгосударство. Том 2 - Сергей Изуверов

На что нам столько вакансий? – громко, научить словам из роли своей похищенного подводной лодкой тенора, Серафим, покачиваясь на пружинах койки-взлётной полосы снов. На что Господь создал такое множество вакансий и прескверных, пресквернейших, вот в чём дело. Слышишь, идиот мой Лазарь, ты в своей жизни занял вакансию сумасхода, дурака, психа, как тебе такое? – к соседу. Лазарь (Лазарь Бенедиктович Остроухов) безответен, стена донжона перед неопытным археологом, из-за принужден улыбаться чужим восклицаниям сколько бы юмора в тех не, внешний вынес постановление, улыбается не по делу и никак не являющийся мастоптоз груди вполне заслужен. За это осмеян соседями, иные не возражали, в отсутствии прочих женских (сестра не крутила с пациентами, пациенты не крутили с кухаркой) проинспектировать. Ты только своим декольте и славен здесь, громыхал. Нет, это надо же, измыслить такую, сумасход с женским довольством, а внизу мужиком. Он изобретателен, этот Господь. Перестал раскачиваться на койке и призадумался. Пожалуй, ничего похлеще на ум не идёт. Ну да не о том. А о том, кто-то вакансию графа, похотливого поощряемого лорда, миллионщика, а кто-то цистерно-насосного золотаря и шлюхи-спермолюбки. Есть вакансии людоедов, есть очистителей животных клеток. Так что мы тут не совсем ещё на скверных, а Иса? Молчал, лёжа на спине, глядя в белый палаты. Чист, в углу примостился паук-подслушивающее устройство, часть сетей уже свисала бессильными, успели попасть и выпутаться с разным ущербом некоторые завсегдатаи обители беспричинной радости. Пожалуй вакансия человека который по диагонали прочёл тысячи… или относительно числа он нам привирает?.. так вот, прочёл сотни не самых толстых, запомнил переиначенные варианты, перевёл всё на английский, потом обратно, получив оригинальнейшие, по крайней в своём звучании и не может их ясно обличить, вакансия позаковырестее. Последнее в голову не как сиюмитный фантазический. Тоже довёл равный ему по существу Господь, ровно таков ещё один лечебницы по имени Библиотека (Анатолий Вуковар II). Может на всякий заданный был готов агглютинативным актантом, может Манчестер – Ливерпуль. Говорил сильно невнятно и быстро, мало кто мог до степени сличения с собственными представлениями. С таким, может и оставался тихим бормочущим заклинания дурачком-провидцем, если порой, от непонимания, не впадал в буйство и не схватывался с бессильными в разумении речи флективными бедолагами, подводя под монастырь свои и их нервы. В лечебнице кололи замедляющий все жизненные препарат-апологет, сковывал и какую-никакую деятельность мозга, вялым отуплением, сумрачным обитателем полок. Книги побеждали лекарства, замечание довольно бессмысленно, замечено, несправедливость побеждает высшую справедливость. Библиотека родным братом (младшим) Натана, соответственно столь же равноправным кузеном. Как ты думаешь, Иса-между ног повисла колбаса? К Исе Серафим чуть более благосклонно, нежели к, не вполне восхищённый его жизненной историей, неожиданным сходилась с навязчивым намерением Серафима взять в заложники дирекцию петербургского театра и заставить сыграть его пьесу о дурости дирекции провинциального театра, «Мондаотступники». Ты не караван, Иса. Караван идёт к своей цели и ничто не может помешать ему, кроме разбойников, зыбучих песков и оазиса с озером водки. Умер погонщик, его укроют пески, умер верблюд, его поклажу разделят другие. Я придумал новую пьесу, Иса, сообразив, бредни горца кончились, торжественно Серафим. В ней сыграют все, все. Слышишь, Лазарь, и ты тоже, только сиськи тебе подмотаем тряпкой, там у меня нет женских ролей. Только чтоб цены на билеты не выглядели завышенными, потребен оркестр. Обещали мне позвать сюда оркестр. Эй, сестра, вы пригласили мне оркестр? Вы сказали, мы наймём его и после концерта. Да пусть будет с хором, будут распевать у меня псалмы. Сестра, где черти носят эту блеющую овечку? Грудью Лазаря чаще прочих Иса. Подходит сзади, берёт оба шара в ладони и молча мнёт, Лазарь не смеет перечить ввиду суровости и ловкости ласк.

Ловко ты, Ятреба Иуды, изучающее косясь на Горло жирафа. Как этого бродягу-вахмистра приобул, за свои же у него черепок взял. Принцип, отвлечённый в ту пору раздумьем, не сразу сообразил о чём. Мы сейчас куда? – Ятреба Иуды. Есть надобность с одними господами, вам тоже будет не вредно, Принцип. Долго пешком спускаясь и поднимаясь по Херсонской, суженной пространство-временем чаши. На Красную, мимо Александровской часовни, погрузились в парадную трёхэтажного госпожи Монтрезор, в коем гостиница Полторацкого. Под крышей нанимало товарищество на языческой вере «Небеса обетованные», крупными на вывеске, приколоченной над. Чем можно промышлять под таким, Бог. Принцип для порядка костями в кожаном мешке, все трое в духе устоявшегося церковнославянизма. Внутри, за одним длинным трое джентльменов разнохарактерной. Могли Каспар, Бальтазар и Мельхиор, в случае если путь не Вифлеемская, а Попово-Лиховский отразил свет с вершины Худых серебряным зеркалом и явились в Солькурск, тогда ещё не вполне устроенный или Раймунд Тулузский, Роберт Куртгёз и Гуго де Вармандуа в случае если по дороге в Константинополь неустановленный предок Готффрида Новый и сказал, на Анатолию напали призраки громадных птиц с кожистыми взмахами, проводит в место, точно завоюют славу, опять же в Солькурск, в этом уже предстал Римом. Так вот, возвращаясь к вкладчиков-коммандитистов, следует, один обыкновенно, вместо глаз на посетителей две коричневые от времени. Вероятно к векам обойным клейстером с добавлением жути. Второй в одном исподнем, простой льняной и таких же штанах-канализационных трубах. Босыми ногами говорил видом, недостаёт вериг, записи в юродивый реестр. Третий приёмщик нечестных вкладов обстоятельно, купец-старообрядец, торжественно, день сотворения мира. Во фрак, малиновую бабочку, на столе перед красная гвоздика, однако цилиндра или ещё какого-то головного не. Кто это там? – вместо глаз монеты, выкаблучивал посередине. Уж не Принцип ли пожаловал на свой страх обмочиться свинцом для фальшивомонетчиков? Да, это я как я. А что это ты за лучезарную пакость принёс? – фрачник, кивая на приобретённый. Горло жирафа было потянулся за своей, объясниться, перебит Ятребой Иуды. Новый вид крокодила для пронзения подводных лодок, собран по украденным в подпольном Адмиралтействе. Да ну, ну-ка дай-кось поглядеть. Горло жирафа покосился на Принципа, подошёл и выложил. Касаться, вопреки ожиданиям, никто не, заговорили будто обо всём, в духе ростовщика взявшего деньги у процентщицы. Так вот, Принцип, стало быть, какие твои орлы с бумажным оперением, сведя к переносице монеты, к официальной части лютофараон. Да. А почему четвёртого не привёл, тебе ж трёх мало? Да он физический урод, может вам не понравится. Так ты к Вердикту обратись, как за последним шансом. Обращусь, когда совсем яйца на зубчато-венцовую дрель намотает, пока в тисках Господа ещё терпится. Чем же тебе Вердикт так плох? Да всем он хорош, только на очко слаб и умственно загнан до самосовершенствования. А ну-ка, голубиные клоаки, вертанитесь вокруг себя, страстотерпец принциповым. Что такое? – переспросил Ятреба Иуды, глядя на Принципа. Повернись говорю, ишь какой пузырь наел, командовать простоволосый. Вы бы выражения выбирали, никакой я вам не пузырь, набычился Ятреба Иуды, но всё же таки ещё миролюбиво. Выражение тебе подобрать? – изумился. Одним словом игра в копошение вокруг чего-то ускользающего, представленного как важное. Наплюй на свои жеманства и на коленях ползи в хадж к Вердикту. Тогда, глядишь, и выгорит. Принцип кивнул и вышел вслед за своими нукерами-смутными отражениями врагов. Что это были за свихнувшиеся фарисеи? – на улице Ятреба Иуды. Люди. Не лишённые странности, ты хотел сказать. Что между ними общего? Думаю, что вообще-то, не вполне ни иблиса. Теперь в мансарду Принципа, отныне предстояло роиться новообразованной. А что за Вердикт, всё не унимался. Так, один человек. Вот бы не подумал. У тебя как не спроси, так все люди, это ещё оригинальнее того, что все големы. Кругом вообще одни люди, так это не характеристика и не пояснение. Потом как-нибудь за картами или когда нажрёмся. И вот ещё что, остановился, повелительным образом в локоть Горла жирафа. Ты больше не должен воровать без моего ведома и отделения доли в общак. Общак ещё не заведён, потому отделять некуда, потому не должен. Вообще не воруй, понял? Горло жирафа кивнул в ответ вызывающе, будто уже план в казначействе. Когда подходили, одно непричастное к этой, немедленно сделавшееся. Сперва мимо их отпавших витрин с превосходной мальчишка, укравший у Босха кисти, у Генриха II макет церкви, у Белинского идею статьи «Ничто о ничём» и мнения о «Песнях Мальдорора» у сюрреалистов XX-го, на малость остановил троицу, с ненавистью ему в спину. Оттого не пропустили иного развития, могущего и не развиться. Горло жирафа скрылся в парадной, Ятреба Иуды вознамерился скользнуть, устраивая брюхо, Принцип ещё на улице, исполняя ритуал поднятия ноги при поцелуе, из-за угла загрохотали одиночного столпотворения и тяжело человечище-содержимое кокона атланта, видно было, неугодно бежать и жить дальше. Пот сброшенными с макушки верёвочными лестницами, глаза от усталости почти, пославшее на хер землю солнце, дальнейшее переставление по вечно крутящейся циклом резиновой грозило потенциальным фиаско. Из-за того же угла, как будто за ним скрывался целый мир, донёсся знакомый до миража футбольного мяча, обыкновение лишь полицианты и их агенты-фальшивые карабинеры. Принцип мысленно в глубине парадной самовзводную лебёдку, накинул на плечи беглянки лассо из мелких звеньев, нажав спуск, привалился спиной к закрывшейся за тем, показал полициантам на языке жестов, вся их организация требует реорганизации, злоумышленник, упустили, в сторону Исаакиевского кафедрального. Когда унесли рожи, Принцип под свод дома, долго на сидящего на ступеньках спасённого. Тебя как звать, сорванец выпавший из гнезда? Тяжело поднял голову, не без длительности оглядел дворового мессию и скучно: Темя на пяте.